Неточные совпадения
— Non, il est impayable, [Нет, он бесподобен,] — обратилась графиня Катерина Ивановна к мужу. — Он мне
велит итти на речку белье полоскать и есть один картофель. Он
ужасный дурак, но всё-таки ты ему сделай, что он тебя просит.
Ужасный оболтус, — поправилась она. — А ты слышал: Каменская, говорят, в таком отчаянии, что боятся за ее жизнь, — обратилась она к мужу, — ты бы съездил к ней.
Приехав однажды на станцию поздно вечером, я
велел было поскорее закладывать лошадей, как вдруг поднялась
ужасная метель, и смотритель и ямщики советовали мне переждать.
—
Ужасная! — отвечал Абреев. — Он жил с madame Сомо. Та бросила его, бежала за границу и оставила триста тысяч векселей за его поручительством… Полковой командир два года спасал его, но последнее время скверно вышло: государь узнал и
велел его исключить из службы… Теперь его, значит, прямо в тюрьму посадят… Эти женщины, я вам говорю, хуже змей жалят!.. Хоть и говорят, что денежные раны не смертельны, но благодарю покорно!..
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал
ужасную для себя
весть, — она ударила его в сердце и вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но вызвало к жизни не жалобы, а гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
Вопиют грешники и грешницы ко господу:"Господи, избавь нас от реки огненной, от реки огненной, муки вековечныя, от скрежета
ужасного зубовного и от тьмы несветимыя! господи! не
вели палить наших лиц огню-жупелу, остуди наши гортани росою небесною!
Местами это описание прерывалось какою-то другою
повестью, какими-то странными,
ужасными воспоминаниями, набросанными неровно, судорожно, как будто по какому-то принуждению.
В тысяча восемьсот тридцать пятом году, стало быть, восемнадцать лет тому назад, совершилось
ужасное злодеяние: мать Инсарова вдруг пропала без
вести; через неделю ее нашли зарезанною.
— Ты думаешь, что Бог не примет тебя? — продолжал я с возрастающей горячностью. — Что у него не хватит для тебя милосердия? У того, который,
повелевая миллионами ангелов, сошел, однако, на землю и принял
ужасную, позорную смерть для избавления всех людей? У того, кто не погнушался раскаянием самой последней женщины и обещал разбойнику-убийце, что он сегодня же будет с ним в раю?..
Его желчные остроты, когда он бывал в духе, встречались с широко раскрытыми глазами, и, наоборот, когда он молчал целыми вечерами, вследствие усталости и раздражения, его подозревали в скрытности, в гордости, в молчаливом иронизировании, даже — о! это было всего
ужаснее! — даже подозревали, что он «пишет в журналы
повести и собирает для них типы».
Само собою разумеется, что паника была
ужасная. Нам объявили, что если еще найдутся между нами кадеты, которые будут
вести себя неудовлетворительно, то такие высылки станут повторяться. Для оценки поведения была назначена отметка сто баллов и сказано, что если кто будет иметь менее семидесяти пяти баллов, то такой будет немедленно отдан в унтер-офицеры.
Кучумов. Пища для разговора дана, следовательно, разговор будет, как вы строго себя ни
ведите. По-моему, уж если переносить осуждения, так лучше недаром; терпеть напраслину дело
ужасное, idol mio [мой кумир.]. Ведь я вам говорю, через полчаса… ну… могут там встретиться обстоятельства: необходимые взносы; в конторе вдруг столько денег нет; ну через день, два… в крайнем случае, через неделю вы будете иметь все, больше чего желать невозможно.
Ваши кости, рассеянные по обширным полям нашим, запашутся сохою, и долго, долго изустная
повесть об
ужасной смерти вашей будет приводить в трепет каждого иноземца!
Всё равно… они все
ведут к смерти; — но я не позволю низкому, бездушному человеку почитать меня за свою игрушку… ты или я сама должна это сделать; — сегодня я перенесла обиду, за которую хочу, должна отомстить… брат! не отвергай моей клятвы… если ты ее отвергнешь, то берегись… я сказала, что не перенесу этого… ты будешь добр для меня; ты примешь мою ненависть, как дитя мое; станешь лелеять его, пока оно вырастет и созреет и смоет мой позор страданьями и кровью… да, позор… он, убийца, обнимал, целовал меня… хотел… не правда ли, ты готовишь ему
ужасную казнь?..
Они были душа этого огромного тела — потому что нищета душа порока и преступлений; теперь настал час их торжества; теперь они могли в свою очередь насмеяться над богатством, теперь они превратили свои лохмотья в царские одежды и кровью смывали с них пятна грязи; это был пурпур в своем роде; чем менее они надеялись
повелевать, тем
ужаснее было их царствование; надобно же вознаградить целую жизнь страданий хотя одной минутой торжества; нанести хотя один удар тому, чье каждое слово было — обида, один — но смертельный.
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен, между прочим, с домом Неворского и понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об
ужасной провинции и о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь граф, и всем этим заинтересовал даже самого старика в такой мере, что тот
велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал послать ей кольцо его и локон волос.
Примчалась как-то
весть,
Что к ним подходит враг опасный,
Неумолимый и
ужасный,
Что всё громам его подвластно,
Что сил его нельзя и счесть.
В тот день, когда
ужасный разгром русского флота у острова Цусима приближался к концу и когда об этом кровавом торжестве японцев проносились по Европе лишь первые, тревожные, глухие
вести, — в этот самый день штабс-капитан Рыбников, живший в безыменном переулке на Песках, получил следующую телеграмму из Иркутска...
Весть, что еврейская просьба об освобождении их от рекрутства не выиграла, стрелою пролетела по пантофлевой почте во все места их оседлости. Тут сразу же и по городам, и по местечкам поднялся
ужасный гвалт и вой. Жиды кричали громко, а жидовки еще громче. Все всполошились и заметались как угорелые. Совсем потеряли головы и не знали, что делать. Даже не знали, какому богу молиться, которому жаловаться. До того дошло, что к покойному императору Александру Павловичу руки вверх все поднимали и вопили на небо...
О, возвратите поскорей меня
Родительскому дому… мой отец
В отчаянии будет, если он
Узнает про
ужасный этот случай!
Со мной гуляла мачеха моя
В саду, и вдруг злодеи ухватили
Меня, связали, повлекли с собою.
Окончите благодеянье ваше!..
Велите отвести меня домой
Как можно поскорей… что мой отец
Подумает, что скажет он?..
Николай. Не искушайте меня деньгами! Я в крайности, в
ужасной крайности; за себя поручиться нельзя, может найти минута слабости, и упадешь так низко… Меня завтра
поведут в яму за долги, меня ожидает срам, унижение. Пожалейте меня, не искушайте!
Ужасная, скользкая, обросшая мхом лесенка с покосившимися каменными ступенями
вела к ней. Торопливо перепрыгивая через ступени, я очутилась на небольшой площадке, откуда взглянула вниз — через зубчатый выступ стены…
Уж полно, не сон ли снится ей, княгине,
ужасный и мрачный сон! С тупой болью отчаяния она смотрит на исколотые иглой пальчики девочки, на ее бедный скромный приютский наряд, и слезы жалости и обиды за ребенка искрятся в черных огромных глазах княгини. А кругом них по-прежнему теснятся знакомые Софьи Петровны во главе с самой хозяйкой дома. Кое-кто уже просит Маро Георгиевну рассказать сложную
повесть «девочки-барышни», попавшей в приют наравне с простыми детьми.
Мудро, любовно и нежно
ведет человека природа по его жизненной стезе. И даже в самых, казалось бы,
ужасных, в самых жестоких своих проявлениях она все та же — по-всегдашнему мудрая, благая и великодушная.
— Это ловко! — воскликнул Кишенский, закончив свой рассказ, и добавил, что неприятно лишь одно, что Ципри-Кипри
ведет себя
ужасною девчонкой и бегает по редакциям, прося напечатать длиннейшую статью, в которой обличает и Данку, и многих других. — Я говорил ей, — добавил он, — что это не годится, что ведь все это свежая рана, которой нельзя шевелить, но она отвечала: «Пусть!» — и побежала еще куда-то.
— Да-с; есть духи шаловливые, легкие, ветреные, которым не только ничего не значит врать и паясничать, которые даже находят в том удовольствие и нарочно для своей потехи готовы Бог
весть что внушать человеку. Бывали ведь случаи
ужасных ошибок, что слушались долго какого-нибудь великого духа, а потом вдруг выходило, что это гаерничал какой-нибудь самозванец, бродяжка, дрянь.
Его связанного
вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то
ужасное, шел вслед…
В Туле и Орле мы были беспокойны, как бы наш Кирилл опять не
повел медведя, так как он нам уже рассказывал, что это такое значило, — и мы из слов его узнали, что в вождении медведя, никакой настоящий зверь этой породы не участвовал, а что это было не что иное, как то, что Кирилл, встретясь в Москве с своими земляками, так сильно запил, что впал в потемнение рассудка и не помнит, где ходил и что делал, пока его кто-то из тех же земляков отколотил и бросил у ворот постоялого двора, где мы его ждали в таком
ужасном перепуге и тоске.
Но распущенность писательских нравов не
вела вовсе к закреплению товарищеского духа. Нетрудно было мне на первых же порах увидать, что редакции журналов (газеты тогда еще не играли роли) все более и более обособляются и уже готовы к тем
ужасным схваткам, которые омрачили и скором времени петербургский журнализм небывалым и впоследствии цинизмом ругани.
На нынешнюю оценку, содержание и тон этого документа были бы признаны совсем не такими
ужасными:
повели бы за собою ссылку, пожалуй, и в места довольно-таки отдаленные, но вряд ли каторжные работы на долголетний срок с лишением всех прав состояния.
Ужасно было гулять втроем, когда сердце полно любви и неудовлетворенной нежности, но самое
ужасное для Таисии и даже неожиданное заключалось в том, что почтительный Михаил Михайлович всю дорогу
вел под руку мать, а Таисия шла впереди — одна.
«Не
ведет ли эта роковая бумага, — говорил он сам с собою, — к решительной минуте и к разлуке с Мариорицей, как она привела несчастного Горденку к
ужасной смерти?»
Остается мне исполнить тяжкий долг — отдать отчет в тех проявлениях
ужасного состояния Лизы, когда она получила через Кирилла и Евгению Сергеевну роковую
весть о смерти Владислава.
Яскулку тоже поразила
весть об
ужасной смерти Владислава, им искренно любимого.
— Что ж?.. разве есть
вести?.. — дрожащим голосом спросил
ужасный барон, едва держась на стуле.
Впереди
вели лошадь с кабриолетом, а за ним связанных офицеров. Облака пыли, поднятой толпой, отчасти скрывали подробности этой
ужасной картины.
В городе наделала много шума
весть о будущем нашем браке, много толковали о нем; иные пожимали плечами, говоря, что это
ужасная mesalliance. Я пренебрег этими толками и пересудами и гордился моей невестой, предпочитая ее всем сиятельным. Красота ее, прекрасный нрав, образование, любовь ко мне — были для меня выше всех родовых отличий.
Обыкновенно при
вести, что он идет, запирались лавки и народ, стараясь укрыться от встречи с
ужасным оговорителем и крича: «Языка, Языка
ведут!» — бежал опрометью, кто куда попал.] и вместе нынешний проводник, швед, имеет нужду в отдыхе: он свое дело сделал.
В антракте этого
ужасного происшествия сыграли посольский прием. Из посольского двора
вели Поппеля объездом, лучшими улицами, Великою, Варьскою, Красною площадью и главной улицею в городе. Все это убито народом, как подсолнечник семенами. Оставлено только место для проезда посла, его дворян и провожатых. Все окна исписаны живыми лицами, заборы унизаны головами, как в заколдованных замках людоморов, по кровлям рассыпались люди. Вся Москва с своими концами и посадами прилила к сердцу своему.
Погода была
ужасная. Дождь лил, как из ведра, и, несмотря на это, партию высадили и
повели в тюрьму, находящуюся на противоположном конце города, версты за три от вокзала.
Глаза Владимира остановились на подписи. Равнодушный к имени Софии в устах коварного старца, он теперь приложился устами к этому имени, начертанному ее собственной рукой. Как часто эта рука ласкала его!.. Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти
ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись,
повел ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...
Екатерина Петровна прерывающимся шепотом стала передавать Наталье Федоровне грустную
повесть ее злоключений с того момента, когда для всех она сделалась самоубийцей. Она не упустила ни малейших
ужасных подробностей и окончила рассказом, как она сделалась женой полковника Хвостова.
Испуганная арабка с трудом дотащила ее до ее комнаты. Было в ней темно. Служанка спала или притворялась спящею. Мариорица не
велела будить ее, не
велела зажигать свечу. Сильные конвульсии перебирали ее; по временам слышен был скрежет зубов, но она старалась, сколько могла, поглотить в себе
ужасные муки…
Кампания ознаменовалась грабежами и завершилась бедственным обратным походом в
ужасную осеннюю распутицу. Во время последнего армия потерпела больше, чем понесла бы вреда от поражения. Отступление после победы произошло, несомненно, из соображений невоенных. Главною причиною этого странного события был наследник престола, благоволивший к прусскому королю, с которым государыня
вела войну.
— Приятные
вести? — спросил Густав, приподнимаясь на одну руку, не понимая, почему другая не повиновалась. — Ах! я слышал такие
ужасные, не понимаю где, во сне или наяву? Ради бога, говори!
Еще более усилился этот страх
вестями с разных сторон об
ужасном постояльце.
— Не спрашивайте меня, — отвечала едва внятно Луиза,
поведя рукою по лбу, — я хочу думать, что это был сон,
ужасный сон! Мне очень тяжело… голова моя горит…
Недаром говорят, что одно горе
ведет за собой целую вереницу их. Появится на небе тучка, и набегают на нее новые, облегают все небесное пространство мрачным покровом, и разражается
ужасная гроза.
Что за церемония было это прожигание, как оно совершалось и к чему иногда
вело, — это требует более подробного объяснения и для этого надо вкратце сказать, что такое были
ужасные темницы Ирода, прозванного «Великим».
Здесь ожидалось теперь большое событие: оно вытекало все из тех же самых случайностей и имело целью предотвратить
ужасную опасность: стало известно, что отчаянные друзья Анастаса издалека
ведут два подкопа, из которых посредством одного хотят перехватить приток пресной воды в Аскалоне, а посредством другого пробраться в Иродову темницу и выпустить из нее всех, кто в ней заключен.
Наряды, чтения, зрелища, музыка, танцы, сладкая пища, вся обстановка жизни, от картинок на коробках до романов и
повестей и поэм, еще более разжигают эту чувственность, и вследствие этого самые
ужасные половые пороки и болезни делаются обычными условиями вырастания детей обоего пола и часто остаются и в зрелом возрасте.